Чекист Люшков выдал японцам секреты Кремля

85 лет назад из СССР в Японию бежал начальник управления НКВД по Дальнему Востоку Генрих Люшков. Будучи комиссаром госбезопасности 3-го ранга (звание соответствовало армейскому генерал-лейтенанту), он стал самым высокопоставленным чекистом-перебежчиком. Однако ценность Люшкова как источника информации заключалась в другом: долгие годы он пользовался полным доверием Сталина, организовывая репрессии в отношении политических и военных деятелей, которых вождь считал опасными для себя.

Обо всём этом Люшков рассказал японской разведке. Почему же она не оценила его признания?

Биография Генриха Люшкова была обычной для того головокружительного времени. В 17 лет сын бедного одесского портного, которому при царизме с его антисемитизмом и погромами не светило ничего хорошего, примкнул к большевикам. В 18 стал подпольным сотрудником ЧК, был арестован белой контрразведкой, но вывернулся и сбежал. Смелые и образованные требовались молодой советской спецслужбе как воздух – всего за год двадцатилетний Люшков вырос до зампредседателя Тираспольской ЧК. Затем были должности в ГПУ УССР, секретные операции в Германии. В 1931 году хорошо зарекомендовавшего себя сотрудника перевели в Москву, в центральный аппарат ОГПУ.

Первым заданием, порученным Люшкову, стало так называемое дело славистов. По версии Лубянки, ленинградские учёные создали подпольную партию, собирались поднять восстание, а также «вели пропаганду, сохраняя экспозиции залов, посвящённых русскому искусству дореволюционного периода, которые тенденциозно подчёркивали величайшие достижения искусства этого строя». Набивший руку арестами на Украине, Люшков быстро доказал, что в столицу его перевели не зря. За короткий срок были арестованы десятки сотрудников Института славяноведения, Русского музея, Эрмитажа, а также два члена-корреспондента Академии наук. Всего по сфабрикованному Люшковым делу были осуждены порядка 70 человек – в середине 50-х все они были реабилитированы.

Тем временем в Ленинграде случилось новое ЧП – в Смольном коммунист Николаев застрелил любовника своей жены секретаря ЦК Сергея Кирова. Расследовать убийство представителя номенклатуры выехала мощная группа чекистов. Генриху Люшкову в ней было поручено заниматься политической подоплёкой преступления. Тот быстро сообразил, в какую сторону дует ветер, начав активно копать в сторону версии, озвученной Сталиным, – мол, убийство «любимца партии» на самом деле было терактом, подготовленным заговорщиками во главе с Львом Каменевым и Григорием Зиновьевым. В результате появилось дело «троцкистско-зиновьевского центра» и оба опальных соперника Сталина легли в безымянные могилы.

Правильно же сориентировавшийся в ситуации Люшков был замечен и получил новое задание. Продолжая расправляться с сильными партийными лидерами, не успевшими сообразить, что в новой системе они не более чем винтики, Сталин нацелился на Бориса Шеболдаева. Первый секретарь Азово-Черноморского крайкома железной рукой управлял огромной территорией, включавшей в себя территорию нынешней Ростовской области, Краснодарского края и Адыгеи, создав местный культ самого себя. Именно Шеболдаев на XVII съезде партии передал Кирову мнение «стариков революционеров» о том, что Сталин стал опасен и его пора смещать.

Взять и арестовать фигуру такого масштаба было опасно. Потому Люшков, назначенный главой УНКВД по Азово-Черноморскому краю, провёл целую комбинацию, под предлогом разоблачения заговора выбивая по одному верных Шеболдаеву людей. Интригами и провокациями Люшков добился того, что по делу «азово-черноморской троцкистско-зиновьевской организации» были арестованы свыше 200 человек, после чего пришли и за Шеболдаевым.

За успешно проведённую операцию Люшков летом 1937 года получил орден Ленина. Одновременно он удостоился аудиенции у Сталина, в ходе которой получил новое назначение – начальником УНКВД по Дальнему Востоку – и инструкции. В соответствии с ними за короткий срок Люшков безжалостно зачистил в Приморье местную политическую, военную и чекистскую верхушку, попутно проведя депортацию корейцев и аресты «антисоветских элементов». Наградой ему стал мандат депутата Верховного совета СССР. «Я счастлив, что принадлежу к числу работников карательных органов нашей страны, которые ведут борьбу со всеми врагами Родины!» – провозглашал он с трибуны.

9 июня 1938 года Люшков сообщил своему заместителю о том, что выезжает на границу для встречи с особо важным агентом. Прибыв на место в форме комиссара госбезопасности 3-го ранга и при наградах, он двинулся в сторону японских постов, приказав не идти за ним, поскольку шпиона-нелегала никто не должен знать в лицо. Пограничники прождали Люшкова два часа, после чего подняли тревогу. Неделю его считали убитым или захваченным в плен, пока из Токио не пришли вести: близ города Хуньчунь на подконтрольную Японии территорию перешёл высокопоставленный сотрудник советского НКВД и попросил политического убежища.

13 июля в Токио состоялась пресс-конференция, в ходе которой Люшков объяснил причины бегства из СССР. Он даже не думал скрывать, что основным мотивом стал страх за свою жизнь. «Накануне я получил приказ о переводе на место службы в Москву и директиву о немедленном отбытии туда, – рассказывал он. – Вызов руководящих сотрудников в Москву с последующим арестом стал в последнее время обычным. В качестве примера можно привести начальника НКВД по Ленинградской области Заковского, начальника НКВД Украины Реплевского и других. Я чувствовал, что в ближайшее время такая же участь постигнет и меня. Передо мной была дилемма: быть расстрелянным в качестве «врага народа» или же посвятить остаток жизни борьбе со сталинской политикой. Для меня стало очевидным, что ленинизм потерял стержневую роль в политике партии. Да, я предатель, я предал Сталина, но не свой народ и Родину».

Впрочем, пафос речей Люшкова явно диссонировал с его дальнейшим рассказом о том, как он лично отправлял на казнь незаконно обвинённых. Со слов чекиста следовало, что все главные судебные процессы последних лет в СССР против «врагов народа» и «террористов» являются фальсификацией. «Сталину для проведения авантюристической политики нужны не рассуждающие, простые исполнители его замыслов. Ему нужно отвлечь народ от внутренних проблем», – пояснял Люшков. О чём-то подобном за границей говорили уже давно, однако прямо и громогласно подобные обвинения прозвучали впервые.

И всё же японцев чекистский генерал интересовал вовсе не из научного интереса к соблюдению в СССР прав человека. С самого момента своего перехода границы Люшков попал в ведение японской разведки. Из-за своей широкой осведомлённости источником он оказался поистине бесценным. Прежде всего Люшков раскрыл всю подноготную работы советской разведки в Японии. С его слов следовало, что шпионажем занимается не какая-то одна организация, а сразу три – НКВД, военная разведка РККА, а также Коминтерн. При этом для пущей безопасности агентами в Японии работают не советские граждане, которые сразу попадают под колпак, а граждане третьих стран – в основном США и Германии (как тут не вспомнить сотрудника Коминтерна немца Рихарда Зорге. – Ред.). Кроме того, очень часто у приезжающих в Японию советских дипломатов жёны на самом деле не настоящие – «супруг» им предоставляют на Лубянке из числа кадровых разведчиц.

Кроме того, Люшков раскрыл данные о состоянии Красной армии. Из его признаний выходило, что только на Дальнем Востоке сосредоточено примерно 270 тыс. человек, а если к ним прибавить забайкальскую армию и войска НКВД, то общее число вырастет до 400 тыс. бойцов. Благодаря этому Токио в отличие от Берлина имел довольно чёткое представление о мощи СССР. Как пишет исследователь Анатолий Трёхсвятский, изучавший архивы японской разведки, работавший с Люшковым полковник Асада вспоминал: когда 22 июня 1941 года немцы перешли границу, все сотрудники германского отдела японской разведки были уверены в скорой победе Гитлера. Тогда как сотрудники русского отдела были убеждены в том, что Советский Союз немцам так легко победить не удастся. Во многом их мнение сложилось именно под влиянием информации, полученной от Люшкова. Не исключено, что именно по этой причине Япония не решилась напасть на СССР.

На японскую разведку Люшков проработал вплоть до конца войны. Будучи неплохим аналитиком, он опубликовал ряд статей о взаимоотношениях внутри партии, геополитических притязаниях СССР и минусах колхозного строя. Не любил он только одну тему. Как вспоминал приставленный к перебежчику сотрудник японской разведки Такая Какудзо, «… в отличие от вопросов об истории революции, закулисных интригах в Кремле и т.д. для Люшкова самыми неприятными были вопросы о том, сколько человек он убил и сколько человек приказал казнить».

Но вот что, пожалуй, самое любопытное в этой истории. Как выясняется, несмотря на всю ценность Люшкова, японцы при этом относились к нему с хорошо замаскированным презрением. Что, в общем, понятно: в японской системе морали нет ничего позорнее и хуже предательства. В этом отношении показательно выглядит оперативный псевдоним, данный Люшкову, – Маратов. «Псевдоним придумали японцы, «мара» по-японски – слово из трёх букв, которое является непременным атрибутом «наскальной» живописи на заборах и в общественных туалетах нашей страны», – уточняет Анатолий Трёхсвятский.

Потому вполне закономерно выглядит конец Люшкова. После того как летом 1945 года Красная армия двинулась на разгром Квантунской армии, японцы стали решать, что делать с перебежчиком, превратившимся в обузу. За день до капитуляции начальник органов особого назначения г. Дальний капитан Такэути встретился с Люшковым в штабе. На протяжении двух часов он убеждал его застрелиться, поскольку так в случае поражения предписывает поступать честь самурая. Однако одесский еврей Люшков, всю жизнь трепетавший за свою шкуру, имел другие представления о кодексе чести, а потому решил бежать, пока не стало поздно. В итоге Такэути застрелил Люшкова на выходе из дверей штаба. Затем тело перебежчика сожгли, а пепел поместили в одном из буддийских храмов. «Как вспоминает Такэути, в момент исполнения казни он думал о том, что ему выпала почётная обязанность выполнить приказ вышестоящего командования, – пишет Трёхсвятский. – Но вместе с тем в сердце было и такое чувство, что перед ним – перебежчик, человек, предавший свою Родину…»



Автор: Ирина Ермольева

Ирина Ермольева - самый молодой сотрудник STC TV, однако в нашу профессию она попала не случайно. И пусть она только еще заканчивает свой первый ВУЗ, мы видим, что ее ждет яркое будущее и профессиональный успех. Ссылки на другие его материалы вы можете найти на этой странице.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *